Ничего нет более и совершеннее среди добродетелей, как любовь к ближнему. Признаком же ее служит не то только, чтобы не иметь вещи, в которой другой нуждается, но и смерть за него претерпеть с радостию, по заповеди Господней, и считать это своим долгом. Да и справедливо, ибо мы должны не по праву только природы любить ближнего до смерти, но и ради пролитой за нас Пречистой Крови заповедавшего то Христа (сщмч. Петр Дамаскин, 74, 152).

 

Родился я на Волге. Наше село спускалось огородами и грядками прямо к камышовым зарослям, растущим вдоль реки. Ох и наносился я воды на эти проклятые грядки.

 

Дома в селе были простыми, дощатыми и прилепленными друг к другу. Наш дом прилепился к дедушкиному. С одной стороны — наша половина, а с другой — прилеплена половина дядьки. Одиннадцать детей было у нас во дворе, и всем места хватало. Работали и никто не отлынивал.

 

Лет с четырех-пяти пасли уток и гусей. Потом коров и овец, а уже лет в десять-двенадцать становились помощниками родителям кто на тракторе, кто на поле, а кто на току. А то, что разбирались в тонкостях плетения сетей и наживок, никого не удивляло, ведь на Волге родились.

 

Детство — оно всегда кажется самым лучшем временем в жизни человека. Так и я считаю несмотря на то, что не хватало одежды и обуви, да и тетрадки с карандашами были нарасхват. Одежду мама и бабушка шили и перешивали из чего только была возможность. Летом ходили босиком.

 

Самым любимым для детей нашего семейства было место под большой раскидистой грушей. Ее ствол я с братом еле обхватывали, такой он был толстый.

Так вот, под этой грушей стояли стол и множество пеньков вокруг. А командовал там мой дед, бывший буденовец и человек, прошедший четыре войны, — Петр Ефимыч.

Внешне он ничем не отличался от других дедушек его возраста, но мудростью своей он и профессоров приезжих затмевал.

 

Мне мамка поведала, что приезжал один ученый из самой Москвы и хотел реку в месте, где стоит село, на два русла разделить. Столько он рассказал о возможностях с двумя ответвлениями, что почти все в селе согласились разделить реку. Тогда выступил мой дедушка и объяснил почему делать такое не стоит. Профессор кричал и топал ногами, но люди приняли сторону дедушки. Так и уехал ни с чем тот новатор.

 

Так вот, по прошествии многих десятилетий помню я слова моего деда до сих пор. И не только помню, но и всегда применял в жизни.

 

Отучился в военном училище и получив распределение в дальний гарнизон, прибыл в пункт назначения. Новенькие всегда на виду, пока не обживутся. Вот так и я — попал в слаженный коллектив и никак не мог наладить добрые отношения. За целый год ни с кем не подружился, еще и с двумя командирами возникли трудности понимания.

 

Приехал в отпуск на Волгу и на вопрос деда, как служба, я промямлил, что не нравится и буду переводится.

 

— А если на новом месте не понравится?

— Значит, еще переведусь, — сердито ответил я.

— И долго так будешь переводиться?

— Сколько нужно! — я разозлился из-за того, что дедушка меня не понимал.

— Ну-ну, — вздохнул он тяжело и занялся сетью.

 

Первым не выдержал я:

— Дед, все не так просто. Это ты у меня очень миролюбивый, а я не могу на придирки и тупость закрывать глаза.

— Не всегда я был таким, как ты говоришь, миролюбивым, — дед достал кисет и стал набивать квадратик газеты махоркой, давая понять, что пришло время отдыха и беседы.

 

Какое-то время мы молчали. Наконец дедушка заговорил:

 

— В молодости я был очень вспыльчивым и скорым что на слова, что на решения. Вот прямо как ты. Был у меня друг Вася, очень верующий человек. Тогда запрещено было говорить о Боге, а он никогда не боялся этого, и его слова имели неведомую силу.

 Мы с ним из каких только передряг не выбирались. И в бою, и в отдыхе лучшего друга не нашел я с тех пор. В противовес мне Василий был, можно сказать, говорят не от мира сего. Всем рад, всем поделится. Очень он легко жил, как говорится, без баласта.

Перед тем боем, в котором он погиб, я так же, как ты спросил у него, почему ему удается быть ко всем добрым. Он ответил, что он понял какой бы человек на его пути ни встретился, он важен для Бога, раз он пришел в эту жизнь. И не нам решать, хороший он или плохой. В глазах Божиих он такой же, как мы. И Бог его любит именно таким, Ему дорог каждый человек. И мы должны стараться приобрести такую любовь к ближним.

Долго я размышлял над этими словами. А ведь и вправду — не мы решаем, кому быть и кому не быть.

А потом Васька погиб… И когда я стоял у креста на его могиле, то думал, что каждый умирает. Встретился тебе человек, неважно, хороший или плохой, но он умрет, и больше не будет на земле именно такого человека. Мне стало всех жаль так, что, казалось, я готов был простить всех и за все. С того времени продолжаю так думать обо всех, и каждый человек мне дорог. Удивительное дело, но буря исчезла из моего разгоряченного сердца. А может, это Василий мне помогает? Кто его знает…

 

Мои года повернули на восьмой десяток, но я на всю жизнь запомнил слова моего деда.

Лет пятьдесят назад, когда я вернулся из отпуска, то, к моему удивлению, все на службе наладилось, ведь я был рад каждому и это передавалось невидимым образом и другим. Любовь к ближнему по Божьей милости штука серьезная. Все распри и ненависть рушит.

 

А недавно в разговоре мой внук тоже упрекнул меня в излишней мягкости. Придется передать ему слова моего деда.

 

Автор рассказа А. В. Рязанов

Просмотров: (7)